Форум » Текущие игры » Песенки Лунджи » Ответить
Песенки Лунджи
Лунджи: Посетитель («Диерри — это я») Под знаменем Беспутства полжизни истратил, Все силы и желанья на ветер положил — А Небо так же пусто, как было когда-то, Когда ты знал названье державы, где жил. Не надобно Отчизны любимцам свободы: Отважным капитанам, беспечной голытьбе… Как барышни, капризны большие народы: К которому пристанем? Решать не тебе. Тебя, по крайней мере, туфтой не заманишь: Равно тебе несладко — что Запад, что Восток… Соскучишься по Дьерри — так в зеркало глянешь Иль в старую тетрадку меж песенных строк. Проклятый этот остров, изгрызший полсердца, — Словечками задразнит, как солью на губах… От пакостных вопросов куда тебе деться? Под знамя Безобразий, а проще — в кабак. А Небо так сурово ко всем, кто тоскует, Живи себе в охотку, ему не помни зла — Для гостя дорогого сегодня танцует Копченая селедка на краешке стола! Служащие Богине смешные девчонки Ласкают без подвоха, бросают, не плюя. Красавицы в Коине — как сельди в бочонке. Из самых недалеких ближайшая — я. Особенно унылый на праздничной сходке Душевною хворобой любую обольстит! Не пташке белокрылой — последней селедке Довериться попробуй: авось, да приютит. Домашнее варенье с ромашковым чаем, Беседа о поганом - испытанный прием… Всё божие творенье мы напрочь охаем — Авось, да полегчает от оханья вдвоем.
Ответов - 7
Лунджи: Дорогие господа! Граждане коинские! На собрания ходить — это ж не в моря! За дурные речи — да?! — и поступки свинские Будем нынче мы судить змейского царя. Видя вольную страну, жившую веками Без печалей и забот, этот обормот Ищет, чем ее занять: может быть, войсками? Или тамошний народ шутку не поймет? Мы, как рóдному, ему набожными танцами Ветер, дождик и пургу гнали в нужный срок — Он, незнамо почему, счел нас двоеданцами: Про погоду ни гу-гу, требует оброк. Наши прежние князья, добротою движимы, Обучали стервеца разуму-уму: «Всей семьею жить нельзя в камышовой хижине! Пожалел людям дворца — получил тюрьму». В гости явится, не зван? — Приютим сиротку: «Будешь сыт, умыт и пьян, Змеюшка, изволь!» Он же, сволочь, в Диневан замуж выдал тетку, А вовнутрь сердечных ран сыпал нашу соль! Чтоб мэйане на войне с хобами ослабли И Дибульское плато знали лишь из книг, Он по бросовой цене им запродал сабли. Мы с того имели — что?! — Ровным счетом, фиг. Каждый день и всякий час дурит наши головы, Белый аинг под рядно тщательнейше пряча. Нас надуть пытался — нас?! — на поставках олова: Легче золота оно, падает иначе. Страшной бездны на краю всё еще мухлюя, Над законом бытия размышляет он: «Если срочно власть мою не употреблю я, Этой властью буду я сам употреблен». Обездоленных семей, кораблей ограбленных — Не считает, остолоп, нашенских обид! Раньше был Верховный Змей — будет просто Сабельник: Из болота, аки столб, пусть себе торчит! Примечание: остров Диерри на протяжении своей истории несколько раз признавал себя частью Арандийского царства. Правда, после неизменно оказывалось, что сие признание было лживым. Почитание Небесной Плясуньи, Владычицы Ветров, в Аранде не привилось: там верят в основном в Единого Бога. Однако благочестивые диеррийцы считают себя ответственными за погоду во всем мире, а потому молятся о дожде и прочих Плясуньиных благах в том числе и для царских подданных. Эти обряды включают в себя танцы, музыку и пение. Около ста двадцати лет назад тогдашний царь провел крупные реформы. В частности, он приказал всем своим родичам, поземельным наследственным правителям, переселиться в столицу, а на их места них назначил чиновников более низкого происхождения. Остров Диерри резко возражал против подобных мер, полагая, что царь, обрекая родню на почетное заточение во дворце, своими руками уничтожает собственную свободу действий. В последнее время эти упреки зазвучали снова, поскольку нынешний царь, Сабельник, резко сократил расходы на содержание своих знатных родичей, ввел в обычай «прекрасную скудость» и т.д. Его суровость не может не беспокоить многих обитателей Коина, особенно семью Биан — беглецов из Аранды, когда-то правивших в земле Нурру-Биан. Ибо эти царские родичи, даже находясь на чужбине, до сих пор глубоко страдают о делах Царства и лично Мемембенга. Заметим, что нынешний коинский князь женат на девице из дома Биан. Под «теткой» имеется в виду одна из царевен — действительно, дальняя тетушка Мемембенга Сабельника, по имени Джанганни. Двадцать лет назад она стала супругой мэйанина, князя Диневанского (ради такого случая ей и ее ближней родне разрешили покинуть царскую столицу). Власти Коина тогда сочли сей брак оскорбительным, так как арандийцы даже не предложили эту невесту кому-либо из достойных диеррийских женихов… Сам царь, дядя пресловутой девицы и дед Сабельника, долго извинялся и сокрушался, заверяя, что сватовство диневанца он принял вынужденно, под угрозой вторжения мэйанских полчищ, а против Диерри ничего не имел. Островитяне ему не поверили. «Сабельником» нынешнего царя прозвали не только за сходство его образа со скромным болотным растением, оно же дикий ирис. Дело в том, что он в больших количествах поставляет оружие в Диневан, тем самым поддерживая войну мэйан с Хобом. А это, в свою очередь, мешает Мэйанской Короне осуществить свой главный стратегический замысел: вернуть себе земли на Дибульских горах, откуда мэйане родом. «Аинг» — часть арандийской одежды, распашная юбка (ее носят и женщины, и мужчины). Золото в Аранде — не просто платежное средство, но и священный металл, «самое совершенное вещество в неживой природе», точно так же, как Змей — «самое совершенное живое существо», потому царя и величают Змеем. При этом в последние столетия арандийская золотая монета, каринд, постоянно «падает», то есть портится и обесценивается. Олово и соль — два главных товара, которые вывозятся с острова Диерри. Односложные словечки в конце или посредине фразы («Да?!», «Нет?!» и другие) считаются отличительной чертой диеррийской простонародной учтивости.
Лунджи: Побеседовать решил с ее братом, Познакомиться с мамашей-папашей. Стали потчевать овсяною кашей, Начал было возражать — да куда там! О кумирах позапрошлого века Важно папе испытать твои знанья. Брат помалкивает, как изваянье: Сразу умного видать человека! Ты расскажешь им, как скверно на свете, Если на сердце унынье и смута, Но с судьбою ты обходишься круто — И нуждаешься в семейном совете… Эта сказочка давно бородата, Только матушка проводит до двери, И ни жалости к тебе, ни доверья Нет по-прежнему во взоре у брата. К неприветливому этому дому Ты уже не позабудешь дорогу, И понравишься, авось, понемногу Брату младшенькому, глухонемому.
Лунджи: Если перед носом твоим закрыли дверь, Не думай обижаться, а лучше не поверь. Горюшко, родная, слезами не зальешь — Слаще всякой правды искренняя ложь. В городе Коине всё не как у всех: В кабаке святилище, на кладбище смех, Умнику позорище, счастье дураку… Трусихой быть не надо, а лучше — начеку. Если чалится к тебе храбрый капитан, Совладелец сорока расписных пайран — Не пытайся осознать столь крупного числа: Доля личная его — полтора весла. Если встретится тебе сам коинский князь, Присягнуть потребует, Матушкой клянясь, — Не гляди, что перстень и мощная рука: Это сумасшедший сбежал из-под замка. Если толпами народ около дворца Слушает какого-то нищего певца — Не склоняет к мятежу сей гражданский пыл: Этот нищий глух и нем, просто он забыл. Понапрасну не пеняй жалостной судьбе, Если кто-то гадит на голову тебе: Чтоб терпенью твоему не пришел конец, Знай, что этот голубок — храмовый гонец. А в награду заслужить сможешь ты сама Штучку чародейскую, ценную весьма: Пестрое яичко, а в яичке — Змей! Это уж как хочешь, так и разумей. В городе Коине всё не как у всех: В кабаке святилище, на кладбище смех — Слаще всякой правды искренняя ложь, А горюшка, родная, слезами не зальешь…
Лунджи: Это судьба держит тебя за локти, Это судьба шею твою клонит. Действо идет – значит, не одинок ты: Горе твое любящий Бог хранит. Жесткой парчой стянут тебе запястья, Голоса нет, скуден красок запас. Трудная роль – горе играть и счастье Взлетом волос, взором недвижных глаз. Полный успех или провал позорный, Выйдешь царем или слугой простым – Там, за спиной, кто-то в одежде черной: Каждый твой шаг четко рассчитан им. Гусли звенят, песню поет сказитель, Всем объяснит, что за беда с тобой, В задних рядах чуткий заплачет зритель Не над твоей, а над своей судьбой. Жизнь коротка: вспыхнула и потухла, Только в спине – деревянная боль. Ты лицедей? Разве? Ты просто кукла. Глупая роль. Окаянная роль. Примечание: руника – кукла примерно в рост человека с деревянной головой, ладонями и ступнями, тело у нее тряпичное на деревянном подвижном каркасе, одевается в человеческую одежду, на голове имеет парик. Управляют ею один или два кукловода, одетых в черное, с черными масками на лицах. Действо с такими куклами идет в сопровождении гуслей и пения. Обычно играются картины из жизни арандийского царского дома или хотя бы с участием Царя (Бенга).
Лунджи: Я не ищу успеха в жизни личной, Земных забот не ведаю, но – ах! Имею вес, и явно вес излишний В определенных храмовых кругах. Я брал пример с летучих насекомых, Жужжать, порхать мечтал еще вчера – Но средь особ, завидно невесомых, Я – как Топтыгин в лавке гончара. Обеды, танцы, ужины, обряды, Привычный круг прелестниц и повес… А мне нигде как следует не рады – Всему виной, конечно, лишний вес! Мне говорят: «Все крупное красиво, Не виден Небу тот, кто слишком мал», - Но если б мы стояли у обрыва, То самый толстый первым бы упал… Я отменю назначенные встречи, Сменю дворец на сельскую избу – Напрасно всё! И даже время лечит Не полноту, а только худобу. Промок от слез старинный змейский веер… Приди, Мой Князь, утешь меня в ночи! Возьми себе хотя бы сорок гээр И тем мои страданья облегчи! Примечание: «змейский» - восточный, из Аранды. «Сорок гээр» - вес, равный сорока кружкам (или двум ведрам) воды. См. основной вопрос этой истории, о княжеском дитяти и его особой примете.
Марри: Арри иногда тоже стишками балуется. Изредка. Жить просто и приятно - когда бы не думать, А раствориться в праздной, учтивой болтовне. Ушел - пришел обратно; веселый? угрюмый? Тоска бывает разной - да все не по мне. На деревянных сходнях и брань, и веселье: Гостей Коин встречает - с какого корабля? Что будем пить сегодня: вино или зелье? Кого хвалить иль хаить: Царя ль? Короля? Простецкие ли речи иль строчки из книжки, Напевы или сказки порадуют твой слух? И с кем забыться легче: с дечонкой? с мальчишкой? Что жаждет нынче ласки - плоть или дух? Что ищешь - что не ищешь? Вопросов? Ответов? Кого забыть изволишь? Иль хочешь повстречать? Есть наставлений тыща, и столько ж советов, Но, может быть, всего лишь вдвоем помолчать?
Марри: А это - песенка Господина Квартального Ах, какие отвратительные люди Населяют нашу вольную столицу! Помирать вот буду – не забуду Эти каторжные лица. Сколько дури, сколько пакости и грязи! Ни покоя и ни отдыха мне нету. Всякий норовит набезобразить – И укрыться от ответа. Если в городе кого-то обокрали, Иль раскрылись вдруг крамола и измена – Будет это все в твоем квартале Непременно, непременно. Дни проходят то в уликах, то в дознаньях Или в обысках, осмотрах и допросах, А ночами снятся показанья И доносы, и доносы. И никак от этих дел не отрешиться: Никогда со мною не было такого – Девушке в любви не смог открыться Без посредства протокола. А когда она явилась на свиданье, Моего ища совета и участья, Я с нее потребовал признанья На бумаге и с печатью. До чего же надоело морду хмурить И давать кому-то в зубы для острастки, А еще на праздники дежурить По участку, по участку. Я мечтаю кабачки растить и травку, Навсегда покинуть воздух этот вредный; Вот подам когда-нибудь в отставку, И – в деревню, и – в деревню!
полная версия страницы